Сегодня я спасла весь мир - Елена Климова

Ева — я уже привыкла. Но если вы обе втюритесь и будете трещать только о мальчиках, я уеду жить на Северный полюс.

— Никто и не трещит о мальчиках, — отвечаю я сердито. — Я просто на него посмотрела — а ты уже придумала неизвестно что!

— А чем плохи мальчики? — хмурится Ева. — О чём же тогда говорить?

— О чём угодно! О книгах, космосе, экзаменах! Мир не вертится вокруг парней!

— Я всё поняла. — Ева похлопывает Полину по плечу. — Просто ты не влюблена, вот тебе и неинтересно. А влюбишься — забудешь и про космос, и про экзамены…

Полина передёргивается:

— Ну уж нет. Надеюсь, хотя бы я сохраню остатки разума.

Перед сном я смотрю на огни ночного города. Мы живём на восьмом этаже, дом стоит на возвышенности, и я вижу сотни огней. Обычно я размышляю: что за каждым окном? Какие люди там живут, о чём они мечтают, похожи ли на меня? Но не сегодня. Сегодня я изучаю своё отражение в стекле и думаю: жаль, что я не красавица. Хотя всё могло быть и хуже. Вот Полина некрасива. Факт! Дело не в том, что она толстая. Она совершенно за собой не следит. Могла бы накраситься, например, — но она даже не пытается. Говорит, красоты не существует. Ха! Ерунда какая! А вот Ева, наоборот, очень привлекательная. Ресницы длинные, глаза глубокие, фигура что надо. И при этом вечно парится, что она уродина. Что за противоречие! А я — ни то ни сё. Ни красотка, ни уродка. Всё недостаточно хорошо. Только глаза — ничего так. Умные. Они же папины. А остальное… Я бы хотела волосы погуще. Пальцы подлиннее. Нос покороче. Лицо не такое круглое. Веснушки бы стёрла. Убрала живот. А грудь… Тут хоть плачь: её почти нет. Стыд и позор. Как пацан. Полина завидует: говорит, можно лифчик не носить. Да я просто умру от стыда, если выйду из дома без лифчика! Чему тут завидовать? Моему уродству? Как я такая перед кем-нибудь разденусь? Не представляю. Эх… Мама бы сказала, что я красавица: она всегда так говорит. А ба — что не надо ставить телегу впереди лошади. Вначале найди, перед кем раздеться, а потом… Хотя нет, о чём это я? Завела бы песню: о времена, о нравы, о молодёжь! Как будто в её времена были совсем другие нравы. Как будто она не мечтала о свиданиях и не вертелась перед зеркалом. Не спрашивала, как я теперь:

«Скажи мне, зеркало.

Я достаточно красива?

Меня кто-нибудь полюбит?

Что почувствует человек, который прикоснётся ко мне?

И когда наконец пропадут эти чёртовы прыщи?!»

***

У Евы сегодня антипраздник. Её бросил парень, и она страдает. Исключительный случай. Обычно она сама всех бросает. Похоже, судьба нанесла ей ответный удар. Но мы подруги, так что я оставляю эти мысли при себе. Надо утешить? За дело. Утешительный отряд выдвигается в пункт назначения: улица Строителей, дом двадцать пять. Странно, что мама никак не может запомнить Евин адрес и вечно подхватывает: «Квартира двенадцать?» Не двенадцать, а шесть! Как можно быть программисткой с такой плохой памятью? Впрочем, у всех свои слабости. Слабость Евы — это пацаны. Так что я молчу и старательно изображаю жилетку (делаю сочувствующее лицо и киваю). Ева изображает хозяйку (греет чай и достаёт печенье). Одна лишь Полина никого не изображает. Показывает свёрток:

— Зефир в шоколаде. Мой любимый. Объеденье! Волшебный: утоляет все печали. Съешь один — и сразу полегчает. Съешь два — забудешь любого парня. Съешь три — полюбишь себя раз и навсегда.

— Диму я точно ещё долго не забуду. Даже сто кило зефира не поможет. — Ева со стуком ставит перед нами две чашки чая и плюхается на стул. — Девочки! Понимаете, у нас всё было серьёзно! Он даже писал, что меня любит! А потом взял и кинул в чёрный список. И ничего не объяснил. Вот!

— Так вы только по интернету встречались? — спрашиваю я. — Ты хоть раз его в жизни видела?

Ева качает головой:

— Он из другого города. Ну и что? Разве не бывает отношений на расстоянии?

— Да забей на этого Диму, — предлагаю я. — Может, он совсем и не Дима, а какой-нибудь старый, лысый извращенец. Может, у него таких, как ты, было ещё штук десять.

— Мне от этого не легче! — огрызается Ева.

— Наоборот: должно быть легче, — вмешивается Полина. — Подумай о том, что он козла кусок. Разозлись на него хорошенько! И сразу отпустит.

— Я не могу. — Ева кривит лицо. — Мне так плохо… Дима — он был хороший, а я… Что я делаю не так?

Полина шумно вздыхает:

— Хочешь — честно? Скажу, в чём твоя проблема с парнями?

— Ну давай.

— Ты никому никогда не отказываешь.

— Ну…

— Не «ну», а «совершенно верно»! Парни за тобой толпами ходят. И ты всем говоришь «да, давай встречаться». А потом…

— Но я же девушка, Полина! За мной и должны ухаживать!

— Предположим, — отвечает Полина сквозь зубы, — я не об этом! Зачем говорить «да» каждому, кто к тебе подкатывает?

— Скажи ещё, что я шлюха, — огрызается Ева. Полина меняется в лице:

— Никогда бы так не сказала. Мне всё равно, сколько у тебя парней. Я же не о количестве, а о качестве.

Ева повышает голос:

— Тебе никто не предлагал… вот ты и не понимаешь! Я говорю «да», потому что никого не хочу обидеть! Не хочу делать больно! Знаешь, как сложно отказать? Они потом будут страдать, и всё из-за меня! И вообще… речь не о других, а о Диме! Он меня бросил — и значит, дело во мне. Может, я подурнела? Мужик из пятой так орёт, я плохо высыпаюсь — у меня, наверно, лицо отекло?

Начинается…

— Ева, уймись! Это всё мелочи, — говорю я. — Главное — внутренняя красота.

— Точно, — издевательски подхватывает Полина. — Красивые кишочки.

Ева грохает кружкой о стол.

— Да никому не нужна внутренняя красота! — зло кричит она. — Никому! Ни кишочки, ни почки, ни мозги! Вы что, с Луны свалились? Все парни смотрят на лицо и фигуру. Вот что им важно! Сиськи, задница, хорошие зубы…

— Зубы? Ты девушка или лошадь, в конце-то концов? — выходит из себя Полина. — Тебе самой нормально так к себе относиться?

— А какая разница, как я к себе отношусь, если все ко мне относятся так?

— Значит, эти все — недоумки, — огрызается Полина. — Катя верно говорит. Внутренняя красота важнее. Зачем встречаться с парнем, который смотрит на твои зубы? Разве ты лошадь или рабыня?

— Но зубы у меня действительно кривые! — ноет Ева.

— Да где они кривые? — возмущаюсь я. — А ну покажи!

Ева показывает.

— Незаметно, — говорю я. — Вот ничуточки! Этот Дима что, с линейкой тебе в рот лазил? Совсем чуть-чуть скошены. Даже мило! Придаёт индивидуальности.

— Да, кривые ноги тоже придают! Только мало кому они нравятся! И вообще я жирная. Меня летом откормили, как свинью. Такой зад отожрала. И пузо. Вон, гляньте, как висит. Отвратительно… Вот скину хотя бы пару кило — и всё будет отлично.

— Вот как? — цедит Полина. — Жирная?

Я пинаю Еву под столом, пока она не ляпнула чего-нибудь ещё. Полина раздувает ноздри, как бешеный олень.

— Я… — Ева запинается. — Я хотела сказать…

— Что? — распаляется Полина. — Ты серьёзно говоришь о жире — при мне?

— И о сиськах — при мне, — говорю я равнодушно, но меня не замечают.

— Я не хотела тебя обидеть… — лепечет Ева. — Я всегда думала: тебе легко… Ведь ты давно смирилась, что ты… ты…

Я снова её пинаю. Ева шипит, умолкает и суёт нос в кружку.

— Давай, — снисходительно говорит Полина. — Скажи это вслух, я не обижусь.

Ева мнётся и наконец шепчет:

— Толстая…

— И думаешь, это было просто — смириться? — резко отвечает Полина. — А ну посмотрите на меня!

Мы с Евой, как кролики перед удавом, вскидываем глаза. Полина задирает футболку и хватает себя за бок:

— Видишь, что такое настоящий жир? А? Да, я толстая — знаю! И когда вы — вы обе — начинаете ныть о своём жире,